№ 07 (3584) 24.02.2016  

ПО ЛЕЗВИЮ НОЖА

Как узница Освенцима сумела выжить

На одной из улочек поселка Передовой стоит старенький домик, которому лет сто. Немногим моложе его и хозяйка – Анна Георгиевна Хорошилова. Недавно ей исполнился 91 год. Бабушка, несмотря на возраст, живет одна. Сама управляется по дому, в порядке содержит небольшой огородик. Ум у бабушки Ани ясный, а глаза светятся добрым светом. А в жизни она перенесла такие испытания, что могла бы ожесточиться или, по крайней мере, замкнуться. Но Анна Георгиевна человек открытый и рада любому гостю. Чаем напоит, медком угостит и о своей непростой жизни расскажет.

ПРЕДСКАЗАНИЕ СБЫЛОСЬ

Несмотря на пережитое, Анна Георгиевна не теряет веры в добро, потому и живет долго

Несмотря на пережитое, Анна Георгиевна не теряет веры в добро, потому и живет долго

Жила семья Ани в селе Спицевка, сейчас это Грачевский район. Еще перед войной зашла в их дом, даже не постучавшись, женщина лет сорока, с пышными черным волосами.

—  Дай мне что-нибудь, хоть редьку с огорода, я тебе судьбу твоей дочери предскажу, — обратилась она к матери девочки, — не бойся, не обману, я не цыганка, а сербиянка.

И, не дожидаясь милостыни, начала говорить:

— Ждут твою дочь тяжелейшие испытания, всю жизнь она будет ходить, как по лезвию ножа, но останется жива и будет жить долго.

И с этими словами вышла из дому, вырвала сама редьку на огороде и исчезла, словно растворилась в воздухе.

Вскоре началась война. Мужчин забрали на фронт. Анна, как и другие ее сверстницы, работала в колхозе. Летом 42-го выдался небывалый урожай. Убирать его пришлось мальчишкам, девчонкам, да бабам. Анна, перед войной окончила курсы комбайнеров, и потому ей доверили работать на комбайне. Немцы уже подходили к Ставрополю, но никто не отменял уборку, может, надеялись, что врага дальше не пустят? Чтоб завести двигатель трактора (комбайны-то были прицепные), Анна крутила ручку-заводилку, не удержала ее, и та, раскручиваясь назад, ударила ее по лицу и плечу. Лицо было залито кровью, рука выбита из сустава. Повезли девушку в село в медпункт. А там уже немцы. Так началась оккупация.

В ночь под Новый год выгнали всю молодежь на сельскую площадь. Сказали, что поедут на работы. Анна надеялась, что ее с выбитым плечом не возьмут. Куда там!

Всю ночь шли пешком до Ставрополя. А там на станции посадили в товарные вагоны и повезли в неизвестном направлении. Остановились первый раз уже в Польше, как потом поняла Анна. Похоже, предсказание начинало сбываться.

ОТКЛИКАТЬСЯ НА НОМЕР

lager

Лагерный номер остался на всю жизнь

На станции мужчин и женщин развели в разные шеренги. Пришла дама с лорнетом, и, прикрывая нос надушенным платочком, стала обходить женский строй. Тыкала лорнетом в понравившийся «экземпляр», и ту, на кого показывала, выводили из шеренги.

— Да, она наших жен в бардак отбирает, — закричал кто-то из мужской шеренги.

Толпа заволновалась. А там, действительно, были и семейные пары. Дама вдруг заявила, что ей замужние не нужны и разрешила забрать своих жен. Многие похватали и чужих женщин. Один взял жестко за руку Анну и шепнул на ухо: «Будешь сопротивляться – зарежу». Так обрела она мужа. Он был явно с уголовным прошлым и обращался со своей «женой» соответственно. Сколько бы еще длились эти истязания во временном лагере? Но «муженек» проштрафился, и его куда-то увезли. Забрали скоро и Анну.

Очутилась она в Освенциме – лагере смерти. Выкололи на руке номер и сказали: откликаться только на него. Нет у вас больше имен.

Поселили в бараке. Кормили скверно. Супом из брюквы, гнилой картошкой или вообще картофельными очистками. Раз в неделю давали колесико ливерной колбасы.

Спали на нарах втроем. Вместе с ней делили ложе Рая Ткаченко из Донбасса и Катя Дубинина из-под Кущёвки. За ночь раза три менялись, чтоб каждая могла поспать в серёдке, чтобы согреться.

Работали на осушении болот. Несмотря на то, что уже наступило лето, вода была ледяная, от нее ломило ноги. Начались болезни. Анна от всех переживаний потеряла дар речи. Могла только говорить «да» и «нет».

Немцы беспричинно не издевались. Но однажды, когда шли на работы, одна женщина выбежала из строя, чтоб хлебнуть воды из рукомойника. Конвоир тут же натравил на нее овчарку. Больше никто не помышлял ослушаться.

Недалеко от их барака стояло здание с высоченной трубой. Немцы называли его баней. Однажды пригнали к нему толпу людей, были среди них и дети. Раздели донага, стали заводить группами. Назад никто не возвращался. А из трубы повалил густой черный дым.

Потом Аня видела, как пригнали толпу цыган. Они весь день до вечера сидели на травке. Утром никого уже не было. А ночью в бараке сильно воняло гарью.

С МУЖИКОМ ЛЕГЧЕ

Однажды немцы отобрали несколько женщин, таких же не говорящих, как и Анна. Усадили штопать чулки. Тех, чья работа понравилась, отобрали и на следующий день посадили в вагон и повезли куда-то. На одной из станций, где должна быть пересадка, началась бомбежка. Все бросились в бомбоубежище. В толпе Анну так сдавили, что ей стало плохо от нехватки воздуха, а, может, и от голода. Какая-то женщина протянул ей кусочек хлеба, смоченный вареньем. Анна Георгиевна до сих пор вспоминает эту незнакомку с теплотой. Кто она была? Скорее всего, немка.

Потом Анне опять стало дурно. Очнулась одна в темной комнате. Стало жутко, начала стучать в дверь, и вдруг поняла, что к ней вновь вернулась речь. Дверь открыл немец. Удивился. Кликнул товарища: «Иди сюда, здесь, кажется, русская дура».

Второй немец немного говорил по-русски. Она объяснила ему, как оказалась здесь. Про Освенцим не сказала. А они не догадались посмотреть татуировку. Отправили ее в Мюнхен на биржу труда.

Так бывшая узница Освенцима попала в трудовой лагерь под Мюнхеном. Здесь были рабочие со всей Европы. В основном ремонтировали какие-то ящики, видимо, для патронов и снарядов.

Немцы здесь были добрее. В основном пожилые. Относились вполне терпимо. Немки, которые тоже работали на предприятии, иногда подкармливали. А то и подсунут какую старенькую одежонку.

— Простым людям война тоже была не нужна. Они тоже страдали, и ненависти к нам совсем не испытывали, — рассказывает бабушка Аня.

Там встретила землячку, с которой учились на курсах комбайнеров, Анну Серикову. Она постарше была и взяла покровительство над девчонкой.

— Говорит, надо тебя замуж выдать. Я подыскала мужа. С мужиком легче будет жить, — вспоминает Анна Георгиевна.

Немцы разрешали создавать семьи. Отселяли семейных в специальный барак. Но никакого уединения. Так и жили скопом.

Звали мужа Никита Хорошилов. Был офицером, попал в плен. Родом из Минвод. Земляк, можно сказать.

— Какая там любовь! – признается Анна Георгиевна. — Думала, как бы выжить, не пропасть одной. Никита был суровый, неразговорчивый. Жизнь у нас потом не сложилась. Но я благодарна ему, что поддержал в трудную минуту. В конце мая 45-го, когда нас уже американцы освободили, родилась у нас девочка. Назвали Александрой в честь его первой жены. Он говорил, что жена и дочь у него погибли. Потом, оказалось, что они живы. Об этом можно тоже рассказать, но это уже другая история, хоть и несчастливая.

И ВСЕ ЖЕ НА РОДИНУ

Такой Аня Хорошилова была в 1947 году

Такой Аня Хорошилова была в 1947 году

Пока союзники бомбили Мюнхен и окрестности, и уже всем стало понятно, что фашисты доживают последние дни, молодую семью спрятал у себя в сарае немец Макс. Он работал с Никитой в токарном цехе. Подкармливал их. А потом отвез в пересыльный лагерь к американцам. Анна Георгиевна до сих пор вспоминает с благодарностью этого человека. Говорит, что он симпатизировал Советскому Союзу, возможно, был коммунистом. А может, просто понимал, что, кроме русских, никто не победит это зло – фашизм.

Рожала Анна в американском лагере. Роды принимала хорватка, за санитарочку была русская. Так что Шура родилась на немецкой земле. Хотя по документам – в Минводах. Они вскоре домой поехали, несмотря на то, что американцы предлагали податься и в Америку, и в Канаду. Говорили, что в России вас лагеря ждут. Но Хорошиловы решили, что вернутся только на Родину, даже если она им будет и не рада. И, правда, пронесло. Особист, который с ней уже в Минводах беседовал, сказал: «Иди домой, расти дочь».

Всякое потом было. И в мирной жизни судьба не щадила Анну. Так она и ходила всю жизнь по лезвию ножа. Но это уже другая история.

Сергей ИВАЩЕНКО

Поселок Передовой, Изобильненский район.

Фото автора и из архива Анны Хорошиловой

Наверх