№ 10 (3638) 15.03.2017

ВИКТОР КУСТОВ: «ЛИТЕРАТУРА, КАК И ИСТОРИЯ, — ЭТО ОСАДОК СУЕТЫ»

Чтобы осадок кристаллизовался, нужно подождать, считает известный писатель и издатель

Рубрика «Давайте почитаем!» задумывалась как некий компас для читателя, помогающий ориентироваться в мире литературы, отсекая «полуфабрикаты» от действительно достойных книг. Здесь мы приглашаем подписчиков «СГВ» и к знакомству с творческими земляками – писателями, поэтами. И призываем к диалогу, затрагивая глубинные процессы и проблемы современного литературного творчества. Сегодня же предлагаем вниманию читателей интервью, в котором раскрываются эти и многие другие актуальные аспекты нынешнего книжного мира, его реалии и перспективы. Причем сразу с нескольких позиций одновременно: и по-хорошему въедливого читателя, и талантливого писателя, и опытного издателя.

Гость рубрики – Виктор Кустов, известный публицист, прозаик, журналист, издатель и главный редактор всероссийского журнала «Южная звезда», шеф-редактор журнала «Сельское Ставрополье» и модератор интернет-журнала «Культурный слой. Журнал для избранных».

От «Шестого этажа» до «Южной звезды»

— Виктор Николаевич, первый номер «Южной звезды» вышел в 2001 году. Это было время, когда будущее нашей страны виделось не в самых светлых тонах, если вообще как-то виделось. Культурная жизнь замерла, а в литературу хлынул грязный, матерноязычный поток. И в это время Вы берётесь издавать литературный журнал. Что поддерживало Ваш оптимизм, откуда взялась энергия, какие конкретно задачи Вы ставили перед собой?

— Сразу о задачах: никаких не ставил, кроме одной — попробовать сделать то, что не получилось в девяносто первом году, когда собирался и уже даже почти сделал первый номер журнала «Шестой этаж». Тогда обратился к известным советским писателям, в том числе к Ивану Шамякину, Фазилю Искандеру, Валентину Распутину, и даже кое-что получил от них для публикации, но не сложилось. Время было динамичное, галлопирующее, испечься ничего не успевало…

Спустя десять лет вернулся к идее, поискал партнеров, деньги, видя прежде это как коммерческий проект, то есть долженствующий приносить прибыль. Толчком же стал случайно прочитанный отрывок из исторического романа Анатолия Лысенко, бывшего главного редактора Ставропольского книжного издательства, затем директора и владельца самого крупного в те времена издательства в крае. Автора уже не было на этом свете, но последний его роман он к печати подготовить успел. Договорились с женой, что рассчитаемся частью тиража… И этот роман, названный мною «Быстрые волки» (у него было другое, сложное название), стал основой трех первых номеров. Роман, кстати, как и автор, отнюдь не регионального масштаба, я еще несколько лет рассылал эти номера читателям и почитателям его таланта.

То есть за три номера я был спокоен, есть что читать, по-газетному – гвоздь номера. Ну а потом начал интенсивно переписываться с региональными писательскими союзами, приглашая писателей присылать… Где-то через пару лет о том, что не наберу «портфель» на очередной номер, уже не переживал. А теперь вот на год вперед планирую…

Вторая составляющая — экономическая. Василий Балдицын, тогдашний и нынешний главред «Ставрополки», хотя и не поверил в коммерческий успех сего предприятия, но в партнерские отношения вступил, выделив бумагу на первые три номера. Они вышли тиражом по три тысячи каждый и, увы, прибыли не принесли, даже — наоборот. Но со временем разошлись все. За все эти годы журнал прибыльным не стал и выходит при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям и на собственные средства от других видов деятельности.

Что тогда стимулировало не бросить эту затею? Наверное, читатель во мне, который к тому времени уже понял, что в потоке псевдолитературы читать нечего и оттого жить станет тоскливо. А спиваться не хотелось…

И я угадал — уже шестнадцать лет я каждый год открываю для себя новых интересных авторов. А вот книг в магазинах не покупаю. Ибо классику как-то умудрился прочитать, а то, что пишется «из-под плинтуса» юными «мемуаристами» или «из-за бугра» описателями собственного прошлого, опошляющего и извращающего, кроме раздражения, никаких эмоций не вызывает. Кстати, недавно в «Литературной газете» открыли рубрику «Пункт сбора макулатуры», там именно о такой псевдолитературе…

Редактор-демократ

— Насколько я знаю, у журнала нет недостатка в потенциальных авторах, много приходит материалов на редакционную почту. Каковы критерии отбора произведений? Есть ли не литературные, а идеологические или моральные предпочтения?

— Открою самый большой мой секрет для маленькой компании авторов: никаких рекомендаций, регалий, званий и т. п., которыми часто предваряют рукопись, я не читаю, пока не прочту саму рукопись. Так что критерий один — мой вкус как главного редактора.

Что же касается такого понятия, как формат, тут никуда не денешься, определенное прокрустово ложе существует. Во-первых, в журнале всего три раздела: мемуары, поэзия и проза. Правда, недавно появился еще один – «Документ эпохи», очень хотелось поставить в журнал «Тайны книг» Сафарова, а ни в один из названных разделов «Тайны» не подходили. Что же касается статей и прочих изысканий, научных и псевдо, — это уже в «Культурный слой».

Одно время отказывался от фантастики и детективов, хотя тоже ведь проза. Но Николай Буянов из Пензы пробил меня своим классическим детективом на голову выше сериальных и стал постоянным автором. Хотя, признаюсь, кое-что из присланного им я так и не поставил, показалось слабоватым. А из фантастов — астраханец Сергей Криворотов. Не скрою, мой самый любимый фантаст Рэй Бредбери, так вот Сергей чем-то близок по философичности.

Что касается идеологии и морали: матерщинников просто не терплю, в литературе считаю это признаком бесталанности, а в жизни — комплекса неполноценности. А как редактор — ну, настоящий демократ: даже если не согласен в чем-то с автором, а произведение — настоящая литература, ставлю.

Где сейчас сии «шедевры»?..

— Сама специфика журнала допускает издание произведений разных, в том числе и по художественному уровню. Каковы, на Ваш взгляд, самые удачные публикации за эти годы? Удалось ли найти и издать нечто, достойное занять своё место в той нескончаемой книге, что уже много — много лет пишет человечество в оправдание своего существования в этом мире?

— Нет, не специфика журнала допускает, а, увы, нынешнее состояние литературы. Я вот тут недавно прочитал антологию рассказов иркутских писателей, изданную в 2003 году, и в своих тайных заметках даже написал: «Боюсь, мы уже не только до уровня классиков, но до уровня среднего советского писателя не дотягиваем». Но такова реальность, исходим из того, что имеем. Тем более что рано или поздно, но количество перейдет в качество. Правда, отмечу все-таки, что в каждой книжке журнала есть что почитать. И надеюсь, что ситуация изменится и в книжных магазинах: столичные монополисты-издатели-книготорговцы перестанут отбивать интерес к чтению изданием псевдолитературы. Это мне напоминает засилье политлитературы в советские времена, тогда отделы такой макулатуры тоже были пестро забиты, а где сейчас сии шедевры?..

Обнадеживает то, что все-таки в школе так или иначе, а все же получают прививку классикой… Повторюсь, что, тем не менее, каждый год я открываю для себя и для читателя, надеюсь, минимум одно имя. В поэзии может даже больше, но она сегодня — жанр по- настоящему элитарный, для узкого круга, хотя кажется, стихи пишут все. Но в сегодняшней поэзии действительно больше находок, ярче и богаче язык, шире диапазон литературного поиска, чем в прозе.

И все же основа «Южной звезды» — проза. А изюминка – мемуары, хотя и это тоже проза. Так вот, о ней. Кое-кого я уже назвал. Интересных зарубежных авторов не стану перечислять, хотя опубликовано их уже человек пятьдесят из пятисот, со всех материков, кроме Африки… Хотя, вру, Сергей Сутулов-Катеринич и сейчас там, стихи пишет и оттуда свою «45 параллель» редактирует…

Немало интересных авторов из разных уголков России от Владивостока до Калининграда. Ну, а те, кто ближе… Вот Олег Воропаев из Новопавловска. Сначала я узнал его как поэта, а теперь считаю, что он очень интересный прозаик. Причем вся его проза начинает свою жизнь со страниц «Южной звезды». В этом году тоже будет опубликован замечательный рассказ. Николай Сахвадзе живет в Солнечнодольске. Всегда с интересом читаю и с удовольствием ставлю все, что предлагает. Николай Ляшенко опубликовал в журнале дилогию «Русское солнце», которой место в российской библиотечке художественных произведений о Первой мировой войне. Повести и рассказы Владимира Малярова из Михайловска ставлю без вопросов: настоящая крепкая проза той самой советской школы. Он, кстати, литинститут в свое время окончил. Да вот и ваш роман «Реквием по державе», на мой взгляд, настоящая проза надолго. По ней историю последнего времени надо изучать, чтобы не выдумывать небылиц.

Тех, кого, как вы говорите, открыл в стране или за рубежом, перечислять не стану, пусть читатель сам отыщет в журнале. Скажу только — такие есть. Как есть и сайт, где размещены все номера.

Затянувшаяся пауза

— Согласитесь ли Вы с моей точкой зрения, что в этом деле, в написании единой великой книги мировой литературы, наступила некоторая досадно затянувшаяся пауза? Есть ли сегодня в англоязычной литературе продолжатели традиций Твена, Бирса, Пен Уоррена, Фолкнера и Хемингуэя? А в русской? Подозреваю, что даже такие разные абсолютно во всём мастера, как Горький и Набоков, сошлись бы во мнении о творчестве современных «классиков». Но, может быть, просто время литературы закончилось, как тысячелетия назад закончилось время наскальной живописи? Тоже ведь, какие шедевры создавались, при свете факела на стенах пещеры оживали мамонты и быки, сцены охоты на них, полные динамики и драматизма! А потом всё творчество закончилось непотребством на стенах общественных туалетов. Сменился носитель информации, художники с камня перешли на холст, точно, как сейчас писатели с бумаги переходят на электронные ресурсы, и эра литературы пошла к концу.

— Я, вообще-то, циклист, то есть считаю, что все в нашей жизни и в процессах циклично: спад следует за подъемом и наоборот. Да, сегодня мы в яме. Я пришел к выводу, что всесторонне образованная советская интеллигенция сейчас оказалась в такой же для себя некомфортной культурной субстанции, как в двадцатые годы прошлого века после революции русская элита. Но это закономерно — два десятилетия мы перестроечно выживали: я сам не писал лет десять, как раз в годы вляпывания в капитализм. Но зато какой опыт приобрел… Только благодаря этому опыту и появились «Провинциалы», которые следующие десять лет писал. Так что эти годы творческого напряжения компенсировали прежнее десятилетие простоя.

Литература, как и история, — это осадок суеты: физической, умственной, метафизической… Чтобы этот осадок кристаллизовался, подождать нужно. В литературной мути, которая еще сегодня, очевидно, не разделилась на фракции, в глаза и издателю, и читателю бросается то, что наверху пенится или грязнецой выделяется. А вот когда пенные пузыри лопнут, а грязь рассосется, растворится в чистом, его ведь все равно больше, вот тогда станет видно, что действительно интересно будущим поколениям.

Вот видите, какое я сравнение загнул. Это некоторые авторы так влияют. Это я под воздействием прозы Вячеслава Солодских, который не так давно уехал из Ставрополя. И только после его отъезда я узнал от вас, что у него есть замечательные рассказы. Это один из моих любимых мастеров, когда слово живописное, с настроением, чувством… Я импрессионистов люблю.

— Загадкой для меня стало, что ваша пьеса «Время шутов» победила в международном конкурсе «Литературный Олимп». Как могло такое интересное и остроумное произведение пробиться через заслоны, выстроенные устроителями конкурсов и литературных премий? Ведь мероприятия эти зачастую носят чисто маркетинговый характер, и никаких иных, кроме финансовых, целей не преследуют.

— Не знаю. Знакомый советовал прозу послать, а я в это время как раз удивлялся, почему вроде бы хорошая пьеса, а театру не подошла… Не знал еще, что путь от пьесы до спектакля далек. Хотя режиссер, которому на суд ее давал, поставил её в один ряд с пьесой, положенной в основу фильма «Любовь и голуби»…

Пьеса написана в две тысячи шестом году. Но это теперь я понимаю, что, может быть, только сейчас начинает появляться зритель, которому не только смеяться и балаганить хочется. Что не каждая труппа способна сыграть подобную пьесу. У меня, например, есть пока только одна пьеса, в которой я вижу главным героем одного из актеров нашего театра. А «Время шутов»… Там ведь непростые судьбы и все герои фактически главные. Одним словом, увы, с театром каши я так и не сварил.

Что касается победы в конкурсе, а там, как мне сказали, было более двухсот пьес представлено, думаю, кого-то из жюри она зацепила, он прочитал и ему она понравилась. Я ведь тоже не все читаю. Если с первых страниц не зацепило, увы, удачи тебе, дорогой автор, в другом издании… К тому же этот конкурс был безденежный и, как я теперь понимаю, без уже утвержденной очереди на пряники

Дело не в цензуре

— На Ваш взгляд, цензура в литературе — явление полезное или вредное? Чтобы смягчить возможное недоумение и, возможно, возмущение читателей, напомню, что во времена самые суровые, в смысле надзора за литературным процессом, в свет вышли те книги, что сделали русскую литературу великой. Что в эпоху самодержавия, что в эпоху коммунизма. Теперь, когда цензуры нет, не создаётся ничего, что носило хотя бы следы былого величия. Так всё же, как лучше: когда запрещают и сажают, но пишут, или когда всё можно, но ничего не получается?

— Да ведь дело не в цензуре. Хотя лет двадцать назад я бы без запинки высказался против нее. Ибо сам был и «очернителем советской действительности», и «проводником буржуазной идеологии», несмотря на то, что был отмечен на Всесоюзном совещании молодых писателей в 1984 году и этим совещанием мой роман был рекомендован в журнал «Дружба народов» и в издательство «Современник». Но первая книжечка вышла только спустя три года в Москве, и не с романом, а с повестью о буровиках. А роман «Охота в Путоранах» — в 1989-м в ставропольском издательстве.

Дело в редакторах. Писатели, кстати, были смелее в те годы, чем редакторы. Мои литературные опыты той поры рекомендовали в различные альманахи и журналы именитые сибирские писатели в Иркутске и Красноярске, и московские, и здешние. А вот редакторы… Тут — на кого попадешь. Мне не везло, я попадал на тех, как я понимаю, кто стал редактором исключительно потому, что писателя не получилось. Не любили они меня, наверное, за некоторую откровенность в том, что писал.

Но, надо признать, в целом институт редакторов был очень профессиональным, и, если бы он сегодня работал, без всякой цензуры, а исключительно на принципах продолжения традиций русской литературы, я думаю, книжные магазины вмиг бы очистились от большей части того, что там сегодня есть, а страна вновь стала бы самой читающей.

В себя вглядеться…

— Если бы не любовь Вашей жизни, не литература, чему бы тогда Вы посвятили себя? Стали бы искать успокоение и душевный мир, выбрав религиозную карьеру, или обратились бы в политику, сделав власть своей целью? А может, некая иная стезя была бы выбрана Вами?

— Не мы выбираем, нас выбирают. Вернее, мы уже давно выбраны для какой-то своей функции в этой жизни. Книга судеб пишется не здесь и не нами. Так что не стоит вводить молодежь в заблуждение, что человек все может. Не тщиться надо уподобиться кому-то, не создавать себе кумира, а у нас вся реклама и пропаганда сегодня на этом построены. Нет. В себя вглядеться нужно, прислушаться к интуиции, понять, где тебе будет приятно, радостно, пусть не так денежно, как где-то, но зато светло жить. И вы не будете мучиться на своем рабочем месте, с понедельника подгоняя время, чтобы скорее пришла пятница…

Но это я опять же с высоты сегодняшнего возраста и опыта. А вот когда институт окончил, в который попал больше за компанию с одноклассником, чем по призванию, и уже догадывался, что не совсем по своей судьбе иду… Все еще дергался и как витязь на распутье гадал: то ли в армию пойти (военную кафедру закончил, лейтенант, значит, генералом стану), то ли в нефтяники, где и зарплата я те дам, и карьера возможна, ведь только начали Восточную Сибирь разбуривать — все открытия впереди. Кстати, две практики на буровых заставили эту профессию свою по диплому уважать, и, честно говоря, иногда даже ностальгию испытываю.

Ну и уже в газету писал, редактор даже про меня написала о том, какой я хороший корреспондент. А потом само сложилось, не по моей воле. Приехал после дипломных каникул, пошел в НИИ, куда распределился, а там говорят, мол, должность есть и с неплохим окладом по тем временам. А вот жилья нет. И как молодого специалиста, тогда закон такой был, обеспечить не можем. Забрел я в институт родной, в редакцию, а там молодой редактор не справляется, вот он и уговорил пойти корреспондентом. Тут же в партком отвел, там утвердили. Отметка в трудовой, что работал мастером на кафедре начертательной геометрии, которую никогда не понимал и чертежи для зачета мне ребята делали. А реально стал я тогда корреспондентом, потом и ставку пробили. А дальше — редакции газет комсомольских и партийных в Сибири, здесь…

В 1989 году я понял, что не государство меня, а я его содержу, вот с той поры и поддерживаю налоговыми отчислениями.

Али САФАРОВ

Фото Виктора Нестеренко

 

Наверх