КАЗАЧИЙ СЫН, МАРКСИСТ И ПУТЕШЕСТВЕННИК
Михаил Бруснев
Немногие ставропольцы знают, что наш земляк Михаил Бруснев был организатором первой маевки в России.
Сегодня день 1 Мая называется Праздником весны и труда. В советские времена он назывался Днем международной солидарности трудящихся. Кто жил в Советском Союзе, помнят демонстрации, которые проводились в каждом городе и селе, с красными знаменами и жизнеутверждающими лозунгами. Политическая подоплека этого праздника почти была забыта. Для большинства людей это был повод весело провести время вместе с коллегами по работе и учебе, а потом погулять под весенним солнышком. Но изначально Первомай был не столько праздником, сколько днем борьбы рабочего класса за свои права. Иногда маевки, как первая в Чикаго, так и последующие по всему миру, в том числе и в России, заканчивались жестким противостоянием с властями.
Первая маевка в России прошла в окрестностях Санкт- Петербурга в 1891 году, которую организовал студент Технологического института, активный участник марксистских кружков Михаил Бруснев. Бруснев – наш земляк, уроженец станицы Сторожевой (в Карачаево-Черкесии – «СГВ»), учащийся Ставропольской мужской гимназии. Личность выдающаяся.
Предан рабочему делу
О Михаиле Ивановиче я впервые узнал, работая в Карачаево-Черкесской областной газете. Некоторые материалы о знаменитом земляке мне передала вдова одного журналиста, имя которого я, увы, не помню, так как не был с ним знаком. Он умер еще до того, как я пришел в газету «Ленинское знамя». Мне, молодому журналисту, было лестно продолжить дело маститого коллеги, и я охотно взялся за статью.
Но вскоре понял, что материала очень мало, и вместо того, чтобы выехать на родину Бруснева в станицу Сторожевую и поискать на месте что-то интересное об этом человеке, я ограничился тем, что было, а нехватку материала восполнил вольными рассуждениями на тему борьбы рабочего класса за свои права. Получилась, по большому счету, ерунда, хотя материал и отметили на редакционной летучке. Я писал о трудной судьбе революционера, о жандармском беспределе и тюремных застенках. Словом, одни штампы журналистики эпохи социализма.
Были, конечно, и застенки, и репрессии по отношению к тем, кто боролся против режима. Но жизнь никогда не бывает черно-белой, полутона делают ее живой, настоящей, а двухцветный вариант – это упрощенное видение действительности, чреватое схематизмом, доктринерством, чем и был, по моему убеждению, марксизм-ленинизм.
Но вернемся к фактам. Бруснев, сын казачьего хорунжего, воспитанный в духе патриотизма и служения Отечеству, познакомившись со студентами, настроенными революционно, сам увлекся идеями переустройства общества, именно с марксистских позиций. Можно сказать, что Бруснев был одним из первых марксистов России. Еще тогда не была создана РСДРП, а Ленин только выходил на политическую стезю. Тем не менее Бруснев был знаком с будущими соратниками Владимира Ильича, такими, например, как Леонид Красин, и его будущая жена Надежда Крупская.
Она, кстати, писала о Брусневе: «Удивительный человек Михаил Иванович… Ясный, спокойный русский ум и характер… И такая предельная преданность рабочему делу!.. С ним рядом уверенней, крепче начинаешь чувствовать саму себя… У него даже фамилия такая подходящая — Бруснев: что-то надежное, крепкое…»
Группа Бруснева руководила стачками на заводах, устроила грандиозную демонстрацию во время похорон публициста Николая Васильевича Шелгунова, впервые в России провела маевку рабочих.
Бруснев переехал в Москву, чтобы там активизировать рабочее движение, но был арестован и посажен в Таганскую тюрьму. Получил срок: четыре года заключения, его отправили в Петербург, в знаменитые Кресты. А после отсидки сослали на десять лет в Сибирь, в Верхоянск.
Вернувшись из ссылки, отошел от революционной борьбы, служил в советское время в торгпредствах за рубежом, Наркомате труда и умер своей смертью в 1937 году.
В экспедицию с Колчаком
Примерно эти факты, за исключением слов Крупской, я и озвучил в той первой статье, разбавив их всяческими нелестными эпитетами на счет царского режима.
А, наверное, в 1987 году, работая уже в «Ставропольской правде», я все-таки напросился в командировку в Сторожевую. Там мне порекомендовали человека, который собирал материалы о своем знаменитом земляке. К великому сожалению, я напрочь забыл, как звали этого человека, бесспорно, выдающегося подвижника, краеведа, который собрал удивительный материал о жизни своего земляка Михаила Бруснева. Он много лет ездил по архивам, писал запросы, нашел даже дочь Бруснева, которая передала ему некоторые личные вещи Михаила Ивановича.
Помню, мы сидели, кажется, в библиотеке, которая располагалась в бывшем доме Брусневых, старом, со скрипучими полами. Ничего, кроме старого пианино, на внутренней стороне крышки которого было выцарапано: «Брусневъ», не напоминало о былых хозяевах. А вот документы были потрясающими. Они перевернули многие мои представления, базировавшиеся на советских клише о царском режиме. Признаюсь, я был потрясен.
Читаю копию дела уже арестованного Бруснева. Вроде бы враг режима, а все, что касается его личности, его здоровья, расписано подробно, даже скрупулезно, где нет и тени пренебрежения, тем более ненависти. На что жалуется заключенный Бруснев, соблюдены ли его права, выдано ли теплое белье и т.п. Я был сражен наповал этим чуть ли не заботливым тоном документов. И так во всем. А нас учили, что классовая борьба не терпит компромиссов, что хуже классового врага разве что иноземный захватчик.
А потом еще больше. Находясь в ссылке, Бруснев занялся изучением природы Севера, писал научные труды, которые отсылал в Русское географическое общество и которые были там высоко оценены.
И вот читаю рапорт одного жандармского офицера в адрес вышестоящего начальства, в котором он просит ослабить режим для ссыльного Бруснева, ибо его научная деятельность может быть полезна Российскому Отечеству. И режим ослабили. Более того, Брусневу было разрешено принять участие в экспедиции на Восточно-Сибирские острова по поиску пропавшей экспедиции барона Толля, того самого, который отправился на поиски легендарной земли Санникова.
А знаете, кто возглавил эту экспедицию? Тогда еще лейтенант флота Александр Колчак, будущий верховный правитель Сибири. Колчак — блестящий морской офицер, выдающийся гидролог и картограф, путешественник.
Вот, что пишет Бруснев об этом периоде своей жизни: «2 мая на Новосибирские острова возвратились Алексей Горохов и Егор Гулимов, посланные мною в Казачье за коллекциями. С ними я получил известие об экспедиции лейтенанта Колчака… От него я получил письмо, выслать ему на подмогу несколько нарт собак. Я послал две нарты…».
И еще: «… 31 июля приезжал на Новую Сибирь (острова) господин Колчак со своими поморами… Они привезли мне целую тушу медвежьего мяса, что было очень кстати для наших собак… 11 августа партия Колчака снова прибыла к нам на острова Беннетта… Казалось, невероятным его путешествие на лодке по Ледовитому океану. На этот раз он провел у нас три дня».
Можно только догадываться, о чем говорили будущий руководитель белого движения и бывший революционер? Бывший, потому что после возвращения из ссылки Бруснев отошел от революционного движения, в отличие от своих соратников, Красина, Крупской. Возможно, пережитое, в том числе и человеческое отношение к себе в тюрьме и ссылке, общение с такой выдающейся личностью, как Колчак, как-то повлияли на мировоззрение Бруснева? А, может, просто с возрастом человек остепенился, отказался от радикальных взглядов? Этого мы уже никогда не узнаем. Но, бесспорно, что наш земляк Михаил Иванович Бруснев, именем которого названа улица и рынок в Ставрополе, принес больше пользы своему отечеству как ученый и путешественник, чем как революционер. Первомай стал поводом вспомнить об этой замечательной личности.
Сергей ИВАЩЕНКО
Фото Виктора Нестеренко
